‑ Слушаю вас, месьор, – нахмурился Аластор. ‑ В чем дело?

‑ Синьору бретеру я не нравлюсь, – любезно пояснил Лучано. ‑ Он считает, что ты мог бы найти в доверенные лица кого‑нибудь более… порядочного. Кого‑нибудь, не связанного с торговым домом Скрабацца, который, оказывается, известен синьору как очень подозрительное заведение. Могу только восхититься осведомленностью синьора в данном вопросе. А также его готовностью любой ценой спасти своего воспитанника от очень подозрительного меня…

‑ Месьор д’Альбрэ, – прервал его Аластор. ‑ Лучано Фарелли не раз доказал свою преданность, рискуя за меня жизнью. И я взял его на службу, потому что доверяю ему.

‑ Я нисколько не умаляю прежних заслуг вашего спутника, – возразил д’Альбрэ. – Но вам точно известно, какой породы котика вы изволили пригреть?

Аластор закусил губу, отчаянно не желая ссоры между двумя столь важными для него людьми. Ссоры, которая может закончиться очень нехорошо, если у кого‑то из них троих не хватит выдержки и благоразумия. Но прежде, чем он ответил, Лучано встал, поклонился и очень спокойно сообщил:

‑ Если вы имеете в виду мою принадлежность к Шипам Претемных Садов, то да, моему другу и покровителю это известно. И будет известно обо мне все, что он пожелает узнать.

Аластор в который раз подивился, как тонко Лу играет голосом. Это же надо, чтобы два слова, стоящие рядом, прозвучали так по‑разному! «Покровитель» – с должным почтением, а «друг»… «Друг» – мягко и очень тепло. Но месьор, ничуть не убежденный, скептически хмыкнул и чуть изогнул брови.

‑ Другу? ‑ повторил он насмешливо и очень холодно. ‑ В самом деле? Скажите, сударь Фарелли, и как именно ваша дружба уживается с преданностью гильдии? Что, если вам прикажут не охранять, а убить его величество?

‑ Пока я работаю на него? ‑ уточнил итлиец. ‑ Это невозможно. Синьор, у Шипов тоже есть принципы и кодекс. Нельзя убить нанимателя, пока прежний контракт с ним не расторгнут. А если меня отзовут и дадут именно этот заказ… Что ж, тогда Шипу Фортунато придется умереть, спасая того, кому поклялся в верности Лучано Фарелли.

‑ Красивые слова! ‑ бросил бретер. ‑ Чем вы сможете их доказать?

‑ Он уже доказал, – торопливо сказал Аластор, борясь с желанием сунуть Лу себе за спину, словно пронзительный взгляд наставника мог проткнуть итлийца насквозь так же верно, как рапира. ‑ На Барготовом холме ему пришлось принести мне магическую клятву, связав наши жизни. Он это сделал.

‑ Дал клятву вам без разрешения гильдии? И до сих пор жив?

Брови месьора недоуменно поползли еще выше.

‑ Мой смертный приговор отменил его величество, оставив при себе, – с едва уловимой тенью насмешки сообщил Лучано. ‑ За что я ему чрезвычайно благодарен и постараюсь отслужить в меру сил. А если у вас еще ко мне какие‑то вопросы, великолепный синьор, то я всегда рад обсудить их за чашкой шамьета в более спокойное время.

‑ Пить шамьет с Шипом? ‑ усмехнулся фраганец. ‑ Благодарю покорно, я могу придумать более увлекательный способ расстаться с жизнью.

‑ Травить бретера? ‑ в тон ему ответил Лучано, словно скрестились два стремительных клинка. ‑ После того, как я видел вашу «беседу» с магистром Роверстаном? Вы меня обижаете, синьор. Вас из уважения к вашему искусству я бы убивал только сталью. Но… ‑ Он смерил фраганца внимательным взглядом и задумчиво заключил: – Пожалуй, исключительно чужими руками. И послал бы человек шесть, причем из тех, кого не жалко. Да еще пару с арбалетами…

‑ Льстец. ‑ Улыбка д’Альбрэ была все такой же насмешливой, но словно оттаяла, а глаза весело блеснули. ‑ Лет двадцать назад я бы принял это как должное. Но возраст никого не щадит…

Он напоказ вздохнул, а Лучано все так же любезно откликнулся:

‑ Да‑да, именно так в прошлом году говорил мой почтенный мастер. После того, как лично убрал очередного претендента на свое место. Как раз лет на двадцать моложе мастера этот идиотто и был. Ему не слишком помогло.

Фраганец фыркнул. Перевел взгляд на Аластора и милостиво сообщил:

‑ У вас исключительный талант заводить неподходящие и опасные знакомства, мой мальчик. Но поскольку я сам числюсь в этом ряду… Полагаю, нет нужды объяснять этому синьору очевидные истины, – снова ударил он взглядом, как выпадом, в сторону Лучано. ‑ Например, что с ним будет, если он предаст вашу… дружбу.

Лучано молча поклонился, и месьор, к огромному удивлению Аластора, вернул ему поклон. Прохладно, однако достаточно учтиво. Аластор выдохнул, стараясь, чтобы это получилось незаметно, и… получил в свою сторону два одинаково насмешливых взгляда. Сговорились! Едва не подрались прямо у него на глазах, но ведь умудрились как‑то сговориться при этом! А он опять чувствует себя несмышленым мальчишкой!

ГЛАВА 6. Железо и золото

Дверь палаты скрипнула, впуская Ала и непривычно тихого Лу. Впрочем, Ал тоже был какой‑то странный ‑ задумчивый и даже… мечтательный?

«Точно, – подумала Айлин. ‑ Мечтательный! Именно так выглядит Лу, когда в палату приходят девочки‑целительницы. Чем красивее, тем лучше…»

Она невольно улыбнулась, так забавно выглядел сейчас Ал, и тут же насторожилась: в лице Лучано, замершего за его плечом, на сей раз не было ни мечтательности, ни привычной игривости, совсем наоборот! Да что же случилось во дворце? И они так поздно вернулись… Правда, Айлин почти не скучала, потому что весь день провела с Пушком, Перлюреном и Воронами, которые сегодня явились в полном составе и увели ее гулять в сад. Пушка тормошили и гладили, енот привел ее друзей и названых братьев в полный восторг, а с ней самой Вороны обращались так, словно ничего не было. Словно и поход к Разлому, и битва за Академию ‑ все, что разделило их в последний месяц, оказалось дурным сном. И вели они себя как всегда.

Драммонд не сводил глаз с Дарры и бросался выполнять любое его желание даже не по слову, а по взгляду или движению брови, вечные соперники‑художники Кэдоган и Галлахер притащили новые наброски… Айлин с удовольствием их листала, любуясь видами Академии, пока мирные пейзажи не сменились задымленными, полными жутких тварей, на которых она слишком хорошо насмотрелась вблизи.

Галлахер, покраснев, забрал у нее папку, в которой, Айлин успела заметить, рисунки становились все более страшными, а Кэдоган извинился и пообещал нарисовать ее портрет… Эдгар Гринхилл с трепетом поинтересовался, правда ли, что Ревенгар упокоила не просто кадавра, а самого мэтра Денвера, и ей пришлось рассказывать это, стараясь скрыть, как было страшно и противно. Но все равно после ее рассказа Вороны притихли, а Дарра очень осторожно заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядь и негромко сказал:

‑ Все прошло, милая Айлин. И больше не повторится…

‑ Кстати, Айлин! ‑ первым оживился Саймон. ‑ Ты знаешь, наш Дарра решил досрочно сдать выпускной экзамен! Только представь, он говорит, что не может больше позволить себе такой роскоши, как пребывание в Академии! Он нас бросает!

‑ Не бросаю, а намерен изменить статус, – педантично поправил его Дарра. ‑ После сдачи экзамена я подам прошение о зачислении на должность преподавателя. Гильдия понесла немалые потери, не хватает наставников, способных вести нежитеведение и проклятия. Полагаю, мое прошение удовлетворят, и я вернусь к вам уже как мэтр.

‑ Дарра, это же прекрасно! ‑ улыбнулась Айлин. ‑ Ты будешь замечательным преподавателем! А я… – Она с грустью посмотрела на свои браслеты, которых Вороны с невероятной деликатностью постарались не замечать, и вздохнула: – Я буду ходить к тебе на теорию, хорошо?

‑ Непременно, моя милая Айлин, – отозвался Дарра и в мгновенно наступившей тишине склонился, чтобы поцеловать ей руку.

Руку! Как взрослой девушке, как леди, а не своей сестренке‑адептке! И Айлин поняла, что все изменилось необратимо. Дарра первым из них уходит во взрослую жизнь, Вороны повзрослели… Все, кроме Саймона. И она сама уже не та Айлин, которой они носили конфеты и звали сестренкой.