– Вы чем‑то обеспокоены, сударь? – участливо и довольно проницательно поинтересовался Донован, глядя, как Лучано ковыряет курицу.

– Еще бы, – развел Лучано руками, оставляя вилку и нож. – Такие новости! Я ведь послан как раз к ее величеству лично! Месяц назад ее фрейлина, тоже моя соотечественница, порекомендовала прекрасной королеве Беатрис нашу… продукцию. У нас лучшие духи в Итлии, синьор! И крем, который любую даму сделает совершенством. И вы же понимаете, такая возможность! Представить товары самой королеве Дорвенанта!

Донован понимал. И снова окинул его очень внимательным взглядом, который Лучано уже заметил на себе пару раз.

– Такая ответственность! – добавил Лучано с должным унынием человека, прекрасно понимающего, что духи и крем женщине в трауре не нужны, однако хозяева не похвалят все равно именно его.

– Ну‑ну, не расстраивайтесь так, – снова наклонился к нему купец и очень участливо погладил по тыльной стороне ладони, лежащей возле блюда с ягодным рулетом. – Я понимаю, вы возлагали на этот визит… определенные надежды. Но не все еще потеряно! Двор, конечно, в трауре, но ведь можно предложить ваши товары дамам… частным порядком. У меня есть нужные связи, и я с удовольствием вам помогу.

Он поймал взгляд Лучано и снова осторожно погладил его по руке. Улыбнулся ободряюще. Задержал теплые пальцы… И Лучано изумленно обозвал себя идиотто!

«Ничего себе, скромные дорвенантские нравы, – растерянно подумал он. – Вот так вот сходу, едва познакомившись? А главное, с чего? Нет, я прекрасен, в этом и сомнения быть не может. Да и репутация у нас, южан… хм… соответствующая… Но с чего почтенному синьору при деньгах кидаться на первого попавшегося итлийского приказчика?! Неужели здесь так плохо с борделями? М‑м‑м… У синьора такие особые вкусы, что в борделях его не обслуживают? Редкость, но бывает. Например, если он из тех, кому нравится причинять боль или даже убивать. Тогда, конечно, ему прямой резон искать знакомства с приезжими, которых долго никто не хватится. Да нет, не похоже… Или все проще, синьор просто брезглив?»

Донован, не встречая его сопротивления, поглаживал запястье и пальцы Лучано уже гораздо настойчивее, в его глазах появился масляный блеск, показывающий, что так просто купец не отступится. Лучано про себя вздохнул. Вот ведь некстати. Сменить гостиницу? А вдруг другая окажется хуже, да и найти его, приезжего, местному купцу несложно. Пригласить в номер и напоить шамьетом, от которого надолго станет не до услад? Жестоко, пожалуй… Купец ведет себя учтиво, не стоит травить человека лишь за то, что у него хороший вкус! Но как отделаться, чтобы Донован не обиделся? Они могут больше никогда не встретиться, но ведь не угадаешь, на каком повороте судьбы тебя догонит и ударит в спину случайная чужая неприязнь.

– Я могу очень много сделать для вас в Дорвенанте, сударь Лучано, – мягко подсказал Донован, принимая его размышления за колебания иного рода и переходя уже на имя вместо фамилии.

– Не сомневаюсь, синьор, – улыбнулся Лучано, а потом, не отнимая у купца руки, которую тот продолжал наглаживать, негромко сказал: – Контракт на год – это минимум. Небольшой палаццо в хорошем районе и с прислугой. Собственный выезд. Оплата всех счетов, ну вы же понимаете! И к праздникам я предпочитаю подарки из ювелирных лавок, а не из кондитерских.

– Серьезные запросы!

Брови купца взлетели высоко, а взгляд из ласкающего стал оценивающим.

– Я знаю, – безмятежно подтвердил Лучано. – Но на меньшее размениваться смысла не вижу. У меня очень хорошая карьера дома, в Итлии. И я не гостиничный мальчик, синьор Донован…

Он снова улыбнулся, на этот раз с явным сожалением, чтобы купец видел, как Лучано хочется принять его предложение. Такой привлекательный мужчина, да‑да‑да, но принципы! Увы, эти принципы!

– Как у нас в Дорвенанте говорят: «Девица я честная, поэтому и дорогая», – понимающе и совсем не обидно хмыкнул купец.

Убрал руку с таким же видимым сожалением, как у Лучано, только настоящим, вздохнул и признался:

– Не потяну. Через пару лет смог бы, но вам, сударь, как я понимаю, смысла ждать ни малейшего. Мои поздравления синьору Скрабацце, ваш хозяин знает, кого и куда посылать.

Лучано молча склонил голову.

Ну, вот и славно. Никакого отказа, на который можно обидеться! Язык денег – это то, что любой купец понимает лучше всего. И сам решает, готов ли платить назначенную цену.

– Если все‑таки передумаете, – сказал Донован, поднимаясь, – оставьте мне весточку в лавке на площади Первоцветов. Жизнь, она полосатая, вдруг и договоримся как‑то иначе.

– Непременно, синьор, – очень серьезно пообещал Лучано, действительно не собираясь разбрасываться полезным знакомством. – Благодарю за понимание.

Донован взмахом руки подозвал подавальщицу и рассчитался за оба обеда, хотя Лучано честно пытался внести свою долю.

– Да ладно вам, – хмыкнул купец добродушно. – Я же приглашал.

Лучано молча добавил к несомненным достоинствам нового знакомого еще одно. Мужчина, который после отказа все равно не жадничает и не уходит обиженным, стоит уважения. Ну и того, чтобы запомнить адрес его лавки. Жизнь, она ведь и правда полосатая!

О том, что лично у него она еще и очень короткая, Лучано запретил себе думать. Вот жареная курица, терпимо сваренный шамьет и ягодный пирог со сливками. Миленькая блондинка так и поглядывает на него каждый раз, пробегая мимо. Интересно, чулочки у нее тоже полосатые, как и юбка? Надо бы проверить! Интересный город, хоть и серый, холодный, да еще с непонятными демонами. И заказ, который придется выполнять, потому что этого ждет мастер. Вполне достаточно для размышлений, м?

Глава 8. Дорвенантский шиповник и итлийская гадюка

Семейные ужины – прекрасная вещь! Когда семья встречается после долгой разлуки, нужно быть пеньком бесчувственным, чтобы не ценить этого!

Аластор изо всех сил уговаривал себя, что чрезвычайно рад видеть сестер, что соскучился за те полгода, что прошли с их последнего визита в поместье, что сейчас, в пору тяжелого испытания для всего королевства, Вальдероны должны держаться вместе, пусть даже Мэнди и Лоррейн уже принадлежат к другому роду…

Но сестрицы так трещали, пересказывая последние придворные сплетни за эти полгода, что у него почти разболелась голова. Стала тяжелой и одновременно пустой, только пролетали время от времени полузнакомые имена людей, о которых наперебой рассказывали сестры. Зачем только ее величество взяла их фрейлинами? Это, конечно, высокая честь, но теперь приходится слушать ерунду про наряды и придворные игры, про чьи‑то помолвки и супружеские измены, милости и неудовольствие королевы…

Сначала Аластор напряженно вслушивался, ожидая, не мелькнут ли в рассказах Мэнди и Лоррейн те два имени, что его интересовали, но про Айлин Ревенгар ничего не услышал. Это и понятно, она учится в Академии, не бывая при дворе. А Грегор Бастельеро назначен лордом‑протектором – и Мэнди с Лоррейн одинаково поджимали губки, говоря об этом, и сдержанно удивлялись, что Совет Трех Дюжин оказал эту честь ему, а не одному из лордов Райнгартенов, их почтенных и таких замечательных супругов!

Больше Аластор не услышал ровно ничего любопытного и стал просто кивать, когда на него смотрели. Кажется, отец и матушка тоже прикрывали скуку благожелательными улыбками, а месьор д'Альбрэ, единственный человек за столом, не принадлежащий к семье формально, уделял все внимание печеной утке, а не щебету леди Райнгартен, и Аластор его полностью понимал!

– Завтра я дежурю в гостиной ее величества! – томно заявила Мэнди, отложив вилку с ножом и промокнув губы белым кружевным платочком. – Это такая честь и удовольствие! Ее величество очень ценит мои услуги! Я лучше всех умею поливать ее цветы, а еще подбираю нитки для вышивки. Ее величество так добра! Даже сейчас, когда ее сердце полно горя, она находит минутку, чтобы поговорить со мной и выслушать придворные новости. Бедняжка, она так страдает!