Первая усатая морда выглянула из зарослей вьюнка незамедлительно. Конечно, это была Мандрагора, сияющая угольно‑черной шубой, как королевской мантией. Следом выбрался серебристый в солнечных лучах Аконит. Пока Лучано забирал из дома салфетки, ложки и прочие мелочи, у блюда появилась белоснежная желтоглазая Белена. И последней из кустов робко выглянула рыжая Наперстянка, подобранная недавно, еще полудикая и худая. Озираясь и недоверчиво глядя на Лучано, она цапнула с блюда самый большой кусок печенки и, грозно урча, утащила его обратно в кусты.
Остальные кошки со снисходительным пониманием глянули ей вслед и спокойно продолжили есть, соблюдая надлежащий этикет.
– Бедная малышка, – покачал головой мастер Ларци, подходя к столу со сковородой, которую нес торжественно, словно дож – свои регалии. – Ничего, привыкнет.
Он разложил пышную дымящуюся яичницу по тарелкам, сел, кивнул Лучано. Сложив перед собой руки, прочитал молитву Семи Благим и первым взял кусок фокаччи, разломив ее над тарелкой. Лучано почтительно последовал примеру.
Потом они молча ели, так же чинно и размеренно, как кошки, за едой мастер лишних разговоров не любил. Да и отвлекаться от такого завтрака было бы святотатством! Лучано с наслаждением умял свою порцию, вытер с тарелки все до капельки кусочком фокаччи и поднялся, чтобы заняться шамьетом.
В том углу, где стояла жаровня, над террасой склонили ветви три апельсиновых дерева, сейчас они были усыпаны цветами, и нежный сладкий аромат примешивался к запаху специй.
– Как прошло дело? – спросил мастер Ларци, разворачивая сверток с выпечкой.
Достав неизменные сливочные вафли с кремовой начинкой для себя и булочки с корицей для Лучано, он выложил их на чистую тарелку.
– Как положено, – отозвался Лучано. – Все в порядке.
Скрыть что‑то ему бы в голову не пришло, но ведь заказ и в самом деле выполнен чисто. Сегодня мастер откроет большую конторскую книгу, обмакнет перо в чернила и подведет итог, записав: «Четыреста скудо за флакон духов для синьоры…» Или что‑нибудь еще, понятное только ему. Лучано это пока что не касается, звание младшего мастера означает лишь то, что им пожертвуют при несомненной и достаточной пользе для гильдии, а не при малейшей необходимости, как любым другим Шипом. Отчитываться перед ним все равно никто не обязан.
– Ну и славно, – кивнул Ларци. Слегка прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, он подставил лицо солнечным лучам, проходящим сквозь апельсиновые ветви. – А как твои успехи в дорвенантском языке?
– Неплохо, – без удивления, но тщательно подумав, сказал Лучано, пристально глядя на поверхность воды в глиняной толстостенной колбе‑шэнье, где варился шамьет. – Понимаю почти все, говорю с акцентом, но, кажется, меня тоже хорошо понимают. С фраганским было легче. В Дорвенанте я за своего точно не сойду.
– И не надо, мальчик мой, – спокойно откликнулся Ларци. – Возможно, вскоре нас ожидает интересный заказ в этой стране. Гильдия еще не решила, кого послать, известно только, что это будет кто‑то один.
– О‑о‑о… – тихо сказал Лучано.
Действительно, что непонятного? Если Шип, отправленный в Дорвенант, справится с делом в одиночку, вся слава достанется ему. А прибыль для гильдии ожидается огромной, если уж мастера совместно решают, кого послать. Рядовым Шипам такой заказ, конечно, не поручат. Значит, или кому‑то из старших мастеров, еще не отошедших от дел, или… младшему мастеру. Кому‑то чрезвычайно умелому, надежному, не боящемуся риска и честолюбивому. Потому что такой одиночный заказ может как сделать из младшего мастера – старшего, так и погубить его в случае провала. Что ж, значит, Ларци, один из легендарных великих мастеров, опора гильдии, не зря тратил время на воспитание Лучано Счастливчика, своего будущего преемника. Если, конечно, Лучано до этого доживет.
Ради него мастер пренебрег большинством правил, по которым живут Шипы Претемных Садов. Спас его когда‑то, забрал из ученических казарм в собственный дом, назвал своим воспитанником и растил соответственно. Как ученика, почти как сына, чтобы там ни трепали грязными языками подобные Витторио. И если мастер решил, что для выполнения этого заказа подходит именно Лучано – так тому и быть.
В ногах требовательно мяукнула Белена, и Лучано наклонился, чтобы ее погладить. Выпрямился как раз вовремя, чтобы снять шамьет, безупречно рассчитав нужное мгновение. Вернувшись к столу, разлил благоухающую темную жидкость по чашкам, почтительно подвинул покровителю блюдо с его любимыми вафлями и сказал по‑дорвенантски:
– Как прекрасно цветут апельсины в нашем саду, мастер. В далеком диком Дорвенанте я бы скучал по ним, но воспоминание об их запахе грело бы мне душу почти так же, как память о вашей доброте.
– Очень хорошо, мой мальчик, – ответил Ларци на том же языке, улыбнулся и пригубил сваренный им шамьет. – Я горжусь тобой.
Глава 2. Недоброе утро
Ее первый настоящий поцелуй обжигал губы. Да, первый, не считать ведь настоящим тот, что Айлин подарила магистру Роверстану под цветущим деревом в Вишневую ночь. Тогда она была обижена, растеряна, не понимала, что происходит… Сейчас ей казалось, что с той ночи прошла дюжина лет, настолько она повзрослела и теперь совсем иначе смотрела на все.
Словно маленькая жизнь пролегла между той маленькой Айлин, для которой глупая мерзкая шутка была настоящей бедой, и Айлин сегодняшней, знающей, как больно и сладко тянет сердце, когда приходится выбирать между любовью и честью.
Она зажмурилась всего на мгновение, чувствуя тепло и мягкость чужих губ, а потом все закончилось. Горечь, которая будто пропитала ее изнутри, исчезла, растворившись в этом поцелуе. Настоящая магия без магии! Так вот как это, если тебя любят! И нет, она не будет вспоминать поцелуи с Грегором… лордом Бастельеро. В них тоже не было любви! Просто огромная ошибка с обеих сторон.
– Теперь я вынужден вас оставить, моя дорогая, – вздохнул Роверстан, отстраняясь, но не отпуская ладонь Айлин. – Вот‑вот начнется Совет глав гильдий. Однако прежде я закончу ваше лечение. Посмотрите мне в глаза и потерпите немного.
Айлин кивнула, чувствуя, как загораются щеки. Она совсем забыла о том, что недавно была нездорова! Слишком много случилось всего, да и слабость давно прошла. Очень неловко, что магистр Роверстан помнит о ее болезни лучше нее и искал, чтобы помочь. Но так приятно… «Я должна радоваться, – подумала она упрямо. – Милорд магистр… Дункан… он так внимателен и заботлив! Куда внимательнее, чем… нет, никаких сравнений! Больше никогда!»
Прикосновение чужой магии показалось неприятным, как будто она вошла в черную холодную воду, но, к ее удивлению, вполне терпимым. Во всяком случае, менее неприятным, чем то, что случилось прошлой ночью. И, кажется, недолгим.
– Вы прекрасно держитесь, милая Айлин, – услышала она, вынырнув из ледяного омута. – Я боялся, что будет хуже, но вы, к счастью, совершенно здоровы. И теперь…
– Милорд магистр! – выпалила Айлин поспешно и, поймав укоризненный взгляд Роверстана, поправилась: – Простите… Дункан. Я только хотела спросить… Вы сказали, что будет Совет, но ведь вчера… Совет как‑то связан с тем, что было вчера?
Ей было до дрожи неудобно звать его по имени. Конечно, потом она привыкнет, наверное? Когда они… ну, когда они поженятся. Но пока что это не ее муж, а преподаватель, почтенный магистр и глава целой гильдии. И его – по имени? Нет‑нет, невозможно! Если только для того, чтобы он не обижался?
– К несчастью, да, – вздохнул разумник, отпустив наконец ее руку и вынув из кармана мантии ослепительно белый платок.
В этот платок он бережно завернул ее волосы – как показалось Айлин, нарочно медленно, словно обдумывал, что можно ей сказать, а чего говорить не следует, – и опустил сверток в карман.
– Прошлой ночью умер Великий магистр, – сказал он подчеркнуто ровно. – Орден обезглавлен. Кроме того, магистр Райнгартен сообщил, что такой же разлом, как вы видели, открылся вчера в королевском дворце. Погибли его величество Малкольм и его высочество Криспин.