Он поднес руку к губам и до боли прикусил тыльную сторону ладони. Сладкий туман в разуме слегка рассеялся, но тело по‑прежнему горело, умоляя хотя бы приласкать себя самому. Лучано бросил взгляд на Ала, тот вроде бы отвернулся. Или выйти в купальню? Он почти решился, рука уже скользнула к ноющему низу живота… И тут вокруг оглушительно заорали птицы!

Переливчатые трели заполнили комнату, Лучано в ужасе зажмурился, но тут же закрутил головой, пытаясь понять, где прячутся мерзкие птахи. За окном? Но звук шел из глубины комнаты… Корзина! Корзина на шкафу! Он рывком сел и глянул туда, уже понимая, что случилось.

Из темноты под потолком на него уставились два круглых желтых глаза, горящие отблесками лунного света из окна. Перлюрен склонил голову, с наслаждением слушая безумную птичью перекличку, а потом снова медленно поднес лапу к корзине…

‑ Иоланда, заткни свою клятую канарейку, – послышался сонный голос Айлин. ‑ Накинь платок на клетку…

‑ Барготовы птицы! – поддержал ее с другой стороны не менее сонный и очень злой голос Альса. ‑ Лу, пристрели их, умоляю! И пожарь на завтрак!

Лучано слетел с кровати и кинулся к шкафу, стараясь не шлепать босыми ногами. Перлюрен, сообразив, что им недовольны, спрыгнул на пол и заметался по палате, прячась то под кроватями, то среди оставшихся букетов. Истово ругаясь про себя, Лучано перехватил звереныша на очередной перебежке, поднял, заглянул в круглые невинные глазенки. Вися в его руке, Перлюрен прижал передние лапки к животу, поджал задние, просунув между ними хвостик, и умоляюще воззрился на Лучано, всем видом изображая раскаяние. Мол, нельзя же наказывать бедную милую зверюшку за любовь к музыке!

‑ Можно, – сообщил ему Лучано шепотом. ‑ Учти, ты уже неплохо подрос, так что из тебя получится две стельки, пожалуй. Лучше не наводи Альса на такую мысль.

Он прикинул, не выбросить ли драгоценную артефакторную корзинку в сад, но ограничился тем, что снял ее со шкафа и сунул внутрь, все время не выпуская енота из рук. Перлюрен радостно прижимался и поскуливал, на енотьем языке жалуясь, как ему было скучно и тоскливо. Лучано вздохнул и взял его в постель, где звереныш мгновенно пригрелся у него под боком и сладко засопел. Что ж, одно хорошо, всякие непристойные мысли разом вынесло из головы, и даже тело успокоилось. А ему еще говорят, что от енота никакой пользы! Бесценный зверек!

Прижимая теплый меховой комок, Лучано уснул, и ему снилось, что он защищает перед грандмастерами мысль о новом подразделении Шипов, составленном исключительно из енотов. Грандмастера мялись и прятали глаза, их явно что‑то смущало, пока Лучано в отчаянии не предложил придать енота каждому Шипу для тренировки.

‑ Разбегутся! ‑ уверенно сказал Лоренцо. ‑ До самого Вольфгарда и дикой Влахии.

‑ Еноты? ‑ не понял Лучано. ‑ Зачем? Они же приручаются!

‑ Шипы, –лаконично пояснил Лоренцо и добавил, с сочувствием посмотрев на Лучано: – Совсем ты там рехнулся в этом Дорвенанте. Ларци, отрави ты его из жалости, а то парень уже не знает, что бы еще натворить. Вот, енота завел. Точно тебе говорю ‑ рехнулся.

Лучано возмутился и… проснулся. За окном пели уже самые настоящие птицы, Айлин весело болтала с Альсом, уплетая завтрак и подкармливая Перлюрена, и это значило, что время покоя ушло безвозвратно. Лучано поднялся, пожелал доброго утра и вышел в коридор. Его трясло мелкой, но отчетливой дрожью, которую едва удалось успокоить перед визитом к магистру Бреннану. Вежливая просьба отлучиться по неотложным делам, снова палата… Нет, он не будет завтракать. О нет, все беллиссимо! Просто нет аппетита. Вернется очень скоро, ну разумеется!

Они посмотрели на него оба, но совершенно по‑разному. Аластор ‑ с пониманием, но спокойно, он ведь думал, что Лучано просто едет на доклад к ее величеству. Айлин ‑ с мгновенно вспыхнувшей тревогой. Ей Лучано улыбнулся ободряюще и повторил, что все будет хорошо, ни на миг в это не веря. Попросил присмотреть за Перлюреном, оделся в тщательно вычищенные и зашитые вещи, принесенные прислугой пару дней назад. Рапиру, подумав, пристегивать не стал, все равно придется оставлять ее охране, да и ходить с оружием простолюдину, пусть и наемнику, в городе не положено. И вышел из палаты, запретив себе оборачиваться, как бы ни хотелось это сделать. Зачем? Только время тянуть, да еще и Альс может что‑то заподозрить. Их лица он все равно не забудет, а прощаться ‑ только время тянуть. Время, которого у него осталось не так уж много, и следовало с толком тратить каждый час.

По дороге во дворец он смотрел на город, старательно думая о всяких мелочах. Например, о том, что если вернется живым, нужно немедленно заказать новый гардероб. А то и купить прямо сегодня что‑нибудь готовое, благо на его фигуру вещи подобрать несложно. Возможно, стоило озаботиться этим до визита к Беатрис? Все‑таки залатанную куртку и дорожные штаны даже после починки назвать приличными затруднительно. И тут же сам усмехнулся ‑ нет, откладывать встречу он не станет. И обманывать самого себя ‑ тоже. Все‑таки написанное вчера письмо к мастеру Ларци лежит в его сумке, если что, Айлин или Аластор отправят его к адресату вместе с Ласточкой ‑ на память. И наверняка приглядят за Перлюреном, а больше у Лучано никаких действительно важных дел и нет…

Стража у ворот, едва услышав имя и просьбу доложить секретарю ее величества, сообщила, что сударя Фарелла ждут в любое время. Его довели до дворца, где передали вышедшему навстречу бравому гуардо, который в ответ на его поклон отдал честь и представился:

‑ Лейтенант Минц, личная стража их величеств. Извольте следовать за мной, сударь.

И посмотрел на Лучано с таким жгучим, едва сдерживаемым любопытством, что стало понятно, какие‑то слухи во дворец уже просочились. Интересно, откуда? Впрочем, здесь можно и не гадать, источника целых два. Грандсиньор канцлер, который торопится быстрее запихнуть принца на трон, и благородный синьор капитан Кастельмаро, что смотрел на Альса с таким восторгом. Дали бы ему волю ‑ присягнул бы своему герою‑королю прямо в палате. Айлин ‑ умничка, что сумела их помирить, потому что слухи среди суровых гуардо разлетаются едва ли не быстрее, чем на рынке. А когда откроют рот все те, кто был на барготовом холме, легенды и вовсе расцветут пышнее, чем сады Вероккьи.

Лучано тоже окинул взглядом симпатичного черноволосого лейтенанта, которого ничуть не портил сломанный и кривовато сросшийся нос, по привычке запомнил и лицо, и общий облик. А потом проследовал, отмечая, что со времен его первого визита дворец изменился.

Исчезли обычные украшения в виде свежих цветов, множества драпировок и ярких лент. Ну, это понятно ‑ траур. Но и людей в холлах и коридорах было намного меньше. Никаких нарядных девиц и напыщенно серьезных юнцов… «И это понятно тоже, – сказал сам себе Лучано. ‑ Во дворце больше нет двух молодых принцев, способных обратить внимание на прелестную синьорину и оказать милость ее почтенным родителям. А делать карьеру сейчас тем более затруднительно, потому что неясно, кому служить. То ли королеве, то ли грандсиньору канцлеру, то ли ждать, пока объявится новый король… А то ведь так и промахнуться можно, выразить почтение не тому, кому надо! Умный батюшка ни за что не позволит своему сыну так оплошать. Да и сам повременит с изъявлениями преданности, пожалуй».

Он вспомнил Флориморда и вздохнул: только мохнатым и хвостатым созданиям все равно, какой титул носит их хозяин и в милости ли он у судьбы. Лошади, собаки, коты и даже еноты любят людей искренне и очень мало просят взамен. Вот бы людям у них поучиться. Интересно, выздоровел ли синьор Флориморд от своей тоски?

Они прошли уже почти весь путь до покоев королевы, когда лейтенант чуть замедлил шаг, повернулся к Лучано и негромко, но очень напряженно спросил:

‑ Сударь Фарелл, могу я задать вам вопрос?

‑ К вашим услугам, благородный синьор, – любезно отозвался Лучано.

‑ Говорят, что… – Лейтенант запнулся, но все‑таки с усилием выдавил: – Говорят, что нашелся прямой наследник трона. И что один из его людей, который вместе с ним совершил подвиг, итлиец. Я не уверен в имени, но…