«Чушь! – сердито возразила Айлин самой себе. – Аластор прекрасно о себе позаботится! А Пушок позаботится о нем. Лучано же оставлять совсем одного никак нельзя. Так что изволь прекратить думать глупости! Или, если никак не можешь перестать беспокоиться, займись… хоть чем‑нибудь!»
Она осмотрелась, пытаясь понять, чем же можно заняться, и почти сразу вспомнила, как Фарелли беспокоился о своей лютне. Выругав себя, что не проверила драгоценный инструмент раньше, Айлин метнулась к футляру, оставленному Аластором у стены, откинула крышку и замерла от удивления – лютня была совершенно сухой, словно на нее не попало даже самой крохотной капли воды. Да и сам футляр будто и не падал в ледяной ручей… как это возможно? Впрочем… Айлин прикрыла глаза, пробежала кончиками пальцев по крышке и тихо, изумленно вздохнула. Артефактный футляр! Непромокаемый… Так вот что сберегло лютню! Дон Раэн и правда сделал Лучано драгоценный подарок, да благословит его Странник.
Но чем же ей заняться, в таком случае? Ох, да о чем тут думать? Рубашка и… прочее белье… которое Аластор надел на Лучано перед самым отъездом – последние, оставшиеся сухими и чистыми. Вот и прекрасно, стирка – лучший способ отогнать любые мысли! Лучше – только чистка котлов, это она еще по Академии может подтвердить. Так, сначала надо набрать и натопить снега!
Следующие часа два‑три ей не то что думать о пустяках, вздохнуть было некогда! Хотя одежды у них троих оказалось не так уж много – три смены белья у итлийца, одна – у Аластора и две у нее самой – но Айлин впервые оценила труд прачек. Ей пришлось раз за разом набивать снегом небольшую деревянную кадушку и топить его магией. Воды почему‑то получалось до обидного мало, гораздо меньше, чем было снега, а заканчивалась она мгновенно! Айлин старательно терла тонкое полотно куском душистого мыла, взятым в дорогу для личных нужд, полоскала его, потом вычерпывала грязную воду, выливала во двор и заменяла ее свежей…
Закончив стирать, Айлин представила, что профанки всю жизнь стирают вообще без магии и ужаснулась. Как у них это получается?!
А потом еще пришлось думать, как развесить постиранное белье над крохотной печью! Не иначе, как по очереди! И никакой магии для сушки, потому что остаться посреди леса с беззащитным больным на руках и потраченным на стирку резервом – полная глупость.
От влажной ткани, стоило разместить ее на предусмотрительно натянутой веревке, повалил пар, совсем как в купальне. Айлин истово понадеялась, что Лучано не станет хуже от такого влажного жара. И тут же насторожилась: во дворе оглушительно громко заскрипел снег, потом заржала лошадь… Приехал кто‑то чужой или вернулся Ал?
Прошло несколько томительно долгих минут, прежде чем заскрипело уже крыльцо, открылась дверь, и Айлин с облегчением развеяла заготовленный на всякий случай щит. Первым в дверь проскользнул Пушок, отряхнулся и кинулся к ней. Уткнулся холодным носом в ладонь, завертел хвостом, выплясывая задними лапами приветственный танец. Айлин тихонько счастливо вздохнула – наконец‑то они вернулись! – и почесала Пушка за ухом.
Следом, задержавшись на крыльце, вошел Аластор, взъерошенный, заснеженный и отчего‑то жутко недовольный. Бросив на нее взгляд, он все же неуловимо посветлел лицом и тяжело опустил на пол большой сверток, туго увязанный то ли в шерстяной плащ, то ли в одеяло.
Отстранив Пушка, Айлин поспешно подошла к Аластору и помогла снять плащ, расправив его и повесив на колышек сохнуть. Ал, поблагодарив ее улыбкой, подошел к печке, стянул влажные перчатки для верховой езды, вытянул ладони к огню и тихонько зашипел. Пушок насторожил уши.
– Как ты съездил? – осторожно спросила Айлин, глядя на Ала, лицо которого медленно меняло выражение от боли до тихого блаженства, когда руки перестали болеть и принялись отогреваться.
Аластор снова нахмурился, тут же посмотрел виновато и пожал плечами.
– Я тебе потом расскажу, ладно? Там вот теплая одежда, кое‑какая еда, еще посуды немного… Фарелли так и не очнулся?
– Нет, – вздохнула Айлин, и Ал, слегка помрачнев, кивнул.
– Холодно, – вздохнул он, помолчав. – Даже у огня холодно.
И, прежде чем Айлин успела испугаться, что и он тоже заболеет – и что тогда делать?! – тоскливо добавил:
– Сейчас бы вина согреть. Только вина я не купил. Не успел…
– Есть карвейн, – поспешно напомнила Айлин, радуясь, что дело только в этом. – Помнишь, ты растирал синьора Фарелли? Там еще осталась половина фляжки. Я ее обратно к нему в сумку положила. Не думаю, что он рассердится, если ты отопьешь немного.
– Терпеть эту дрянь не могу! – с искренним отвращением выдохнул Аластор, но кивнул и направился в дальний угол у самой лавки, куда они поставили сумки.
Айлин тем временем развернула сверток, оказавшийся, как она и думала, одеялом, и принялась осматривать покупки. Так, еще две кружки, пара деревянных мисок, толстый теплый плащ, вязаные чулки… Еду она отложила в сторону, решив разобрать ее в последнюю очередь. А вот эти шерстяные рубашки очень пригодятся именно сейчас! Нужно сказать Аластору, чтобы немедленно переоделся в сухое и теплое!
Из угла донесся тихий звяк упавшей фляжки, потом шуршание, какой‑то шелест, а потом Ал тихо и очень зло выдохнул, и Айлин поспешно обернулась.
– Что такое? – спросила она обеспокоенно.
– Нет… ничего, – отозвался Аластор, поспешно убирая флягу итлийца на место. – Знаешь, я уже согрелся. И карвейна не хочется… Поеду‑ка я… прогуляться! Да, точно, прогуляюсь немного, тут заячьи следы были неподалеку!
Айлин с сомнением покосилась в окно. Это какого же размера должен быть заяц, чтобы его следы не замело недавней вьюгой? С медведя? Или он там бегал совсем недавно? Ладно, Ал – опытный охотник, ему виднее. Но какая необходимость ехать сейчас?! Ведь уже давно стемнело, еды у них достаточно, а на улице холодно, и Аластор еще совсем не отогрелся.
– Ты уверен? – осторожно спросила она. – Может, лучше отдохнешь, а на охоту съездишь с утра?
Аластор упрямо мотнул головой, и Айлин поняла, что если будет настаивать, получится только хуже. Это как с Саймоном и остальными Воронами! Да что там, из всех ее знакомых юношей доводами разума и осторожности можно убедить только Дарру, которого и не убеждать не надо – он сам первый эти доводы и высказывает. А всех остальных, если что‑то вбили себе в голову, не переубедить.
– Ладно, езжай, – сказала она, глядя, как Аластор надевает еще не высохший плащ и идет к двери, а лицо у него при этом такое, что Айлин от души пожалела зайца, если тому не хватило ума убраться подальше. – Там, правда, холодно. Ну, ничего, не догонишь, так согреешься.
Аластор споткнулся на пороге, ругнулся и, обернувшись, воззрился на нее с непонятным выражением лица. А потом фыркнул и все‑таки выскочил за дверь. Странно, что она такого сказала?!
– Пушок, а ты пойдешь на охоту? – поинтересовалась она у пса, развалившегося возле печки.
Пушок посмотрел на нее с неподдельным удивлением, очень выразительно покосился на окно, повернул к себе переднюю лапу и принялся выкусывать снег, намерзший между пальцев.
– Вот и я говорю, что там делать? – вздохнула Айлин.
Она бросила взгляд на итлийца – в себя тот не пришел, но жар явно начал спадать – сменила влажную тряпицу на его лбу и тоже посмотрела в окно. В мутной пленке ничего не было видно, и Айлин, поколебавшись, подошла к двери и выглянула наружу.
Между деревьев, таких нарядных сейчас, усыпанных снежным серебром, жутко и чуждо маячила фигура мастера Крема. Близко к сторожке он, к счастью, не подходил, но и не уходил далеко. Наверное, выжидал, когда она заснет или просто утратит бдительность… Ну уж нет, не дождется!
Айлин передернуло, стоило только вспомнить, как алчно мастер разглядывал Лучано, беспомощно обвисшего на руках Аластора, и как словно бы невзначай оказался совсем рядом, когда уже в этой сторожке Ал бережно устраивал итлийца на лавке. Как он потянулся рукой почти тем же жестом, что и мэтр Бреннан, проверяющий, нет ли жара у пациента, только полным такого затаенного нетерпения, что чутье Айлин просто взвыло! Заклятие сорвалось едва ли не само и такое сильное, что мастера Крема не просто отбросило в сторону, а вышвырнуло прочь из сторожки, в снег и ветер. И пускать его обратно Айлин не собиралась…