Прошлый раз он проснулся, едва успев задремать. По уже сложившемуся порядку в середине палатки спал Вальдерон, занимая изрядную часть свободного места. Еще бы, с такими‑то плечами! Рыжая магесса, как и всегда, легла сбоку, и Лучано, даже не видя их, буквально чувствовал, как эти двое стараются не коснуться друг друга. Хотя спят в белье, а ночи далеко не жаркие!

Хм, похоже, благородные дорвенантцы и правда помешаны на чистоте и целомудренности. Или только эти двое? Сколько бы Лучано ни приглядывал за парочкой, ни разу ему не удалось поймать обмена взглядами, касаниями или еще какого‑то знака, говорящего о чувствах. Да они смотрели друг на друга, словно брат и сестра! Любящие и нежные брат и сестра, но не более того! А ведь посмотреть было на что.

Синьорина Айлин прехорошенькая, если кому нравятся рыжие волосы, да и бастардо – прекрасный экземпляр мужчины. И все‑таки ни одной искры! Даже когда он снимает ее с лошади или подсаживает в седло. Даже когда ночной холод заставляет спящих забыть о манерах, и рыжая головка утром неизменно оказывается на могучем плече Вальдерона. Или просто дорвенантцы слишком сдержанны, и вот такая у них страсть? Ладно, глупо делать выводы по паре общих ночевок. Примерно так же глупо, как пытаться заснуть в палатке, где вдруг оказалось холодно, как снаружи!

Лучано осторожно напряг и снова расслабил мышцы, пытаясь согреться, не потревожив спящего рядом бастардо. И еще раз, и еще… В приюте он часто мерз, как и все остальные. Старые каменные стены словно воровали тепло, а тонкие матрасы и одеяла всю зиму были сырыми от ветра и дождя. Воспитанникам было запрещено ложиться в постель вдвоем или втроем, хотя сейчас такая забота о нравственности вызывала у Лучано только злую брезгливость. Разумеется, умереть от простуды куда менее грешно, чем согреться чужим теплом и отдать немного своего. Проклятье, холодно‑то как!

Ему показалось, что ступни и руки заледенели, внутри неумолимо сворачивался тугой мерзлый ком… Зато Вальдерон, лежащий рядом, так и дышал жаром. Лучано постарался чуть‑чуть придвинуться к нему, надеясь, что тот не проснется. Ну, или решит, что спутник пошевелился во сне. А старый способ с напряжением мышц никак не помогал. Оказывается, Лучано совершенно разучился терпеть холод! На задании он мог часами бултыхаться в прохладной речной воде, зная, что все скоро кончится, а дома ждет горячее вино и теплая постель. Но Дорвенант высасывал из него тепло с той же жестокой легкостью, как когда‑то – детский приют.

Ну, еще совсем немножко, м? Какой же он горячий, этот огромный парень!

– Фарелли? – услышал он и замер, понимая, что выдал себя. – Что случилось?

Вальдерон приподнял голову, тревожно блеснув глазами в полумраке. Единственный луч света снаружи все‑таки нашел щель в неплотно задраенном пологе, и на лице бастардо читалось беспокойство. Просыпался он хорошо, быстро и в ясном сознании… Лучано прикусил изнутри губу, досадуя на свою неосторожность. Мог бы и потерпеть. А теперь вот попробуй объяснить, что притирался поближе без всяких неприличных мыслей. Или не объяснять?

– Ничего, синьор, – шепнул он тихонько. – Простите, что побеспокоил.

И заставил себя отодвинуться от чужого бока, такого горячего, словно у Вальдерона внутри имелось небольшое личное солнце.

Руки и ступни тут же замерли еще сильнее, и Лучано передернулся.

– Вы что, замерзли? – недоверчиво изумился бастардо. – Сейчас?

Лучано едва сдержался, чтобы не съязвить о северных медведях, с которыми в родстве каждый уважающий себя вольфгардский наемник. А может, и дорвенантские дворяне тоже! Остановило его опасение вылететь из палатки, если синьор изволит разозлиться. Там снаружи вообще жуть, наверное!

– У вас прекрасный климат, синьор, – сказал он очень учтиво. – Только весьма свежий…

И опять замер, когда горячая лапища легла ему на плечо, тоже уже изрядно застывшее.

– Хм… – то ли сказал, то ли зевнул Вальдерон и сонно добавил: – Ну так ложитесь посередине. Я подвинусь.

Посередине? То есть между бастардо и столь оберегаемой им синьориной?! Лучано от неожиданности даже не нашел, что сказать.

– Ал? – раздался с той стороны голосок магессы. – Что, уже пора вставать?

– Нет, Айлин, спи! – поспешно велел Вальдерон, а потом просто подхватил Лучано за шиворот и плечо, потянул на себя, перекатился…

И Лучано понял, что счастье вот прямо сейчас выглядит именно так.

Нагретая здоровенным дорвенантцем попона внизу и два горячих тела по бокам!

– Мне, право, неудобно… – начал он, однако Вальдерон раздраженно рыкнул:

– Да спите вы уже!

И повернулся к Лучано широкой спиной, а с другой стороны тихонько засопела рыжая магесса.

Ненормальные оба, как есть ненормальные! Лучано расплылся в улыбке, вспоминая, как мгновенно согрелся, даже кровь словно быстрее побежала по жилам. Хотя и неудивительно! Когда с одной стороны лежит красивая девица, едва созревшая, словно сладкий свежий плод, а с другой – такой же юноша… м‑м‑м… Это кем надо быть, чтобы не согреться? И даже… Ох, а вот это слегка некстати.

Воспоминания и представления сделали свое дело, Лучано почувствовал, что кровь устремилась ниже пояса и тело вовсю намекает на возможные утренние радости. А сверху кто‑то лежит! Мягкий, теплый, уютный… Прямо поверх одеяла, и по весу никак не понять, то ли магесса во сне заползла прямо на него, то ли бастардо так удачно прижался, перенеся часть веса. Или неудачно…

Лучано сглотнул, не открывая глаза. Может, притвориться спящим и вывернуться? Со спящего какой спрос? Мало ли что ему там снится, может, исключительно добродетельные грезы. Не… при добродетельных так не стоит! Но все равно, главное – не подавать виду, что проснулся.

Он заворочался и проговорил что‑то правдоподобно заплетающимся языком. Лежащее тело пошевелилось на его груди, животе и бедрах, прижимаясь так откровенно, что никаких сомнений остаться не могло: его восставшую плоть отлично чувствуют и совсем не против… Ну не против же, да?! Вон как трется! Э‑э‑э… Кто бы это ни был, Лучано тоже совсем не против! Но прямо сейчас? В палатке? Рискуя быть обнаруженными третьей стороной?! Да он точно в Дорвенанте?!

– М‑мои глубочайшие извинения… – прошептал он, медленно раскрывая глаза. – Право, я всю жизнь буду сожалеть, что разочаровал… Т‑твою собачью мать!

Пушок, распластавшийся на нем, как еще одно тяжеленное меховое одеяло, посмотрел крайне неодобрительно, словно намекая, что на «ты» они еще не переходили. А с таким поведением и не перейдут!

Лучано мысленно застонал и окинул взглядом пустую палатку, искренне радуясь, что рядом никого нет, а с‑с‑синьор Собака, чтоб его, не торопится слезать. Вот так увидел бы его кто‑нибудь… со стояком и под дохлой псиной… вовек же не отмоешься!

Шипя сквозь зубы, он выкарабкался из‑под Пушка и глубоко задышал, вспоминая двенадцать способов отравить перчатки клиента, начиная от самых быстрых и безболезненных, заканчивая ведущими к мучительной долгой смерти. Помогло! На восьмом способе восставшая плоть улеглась, и Лучано смог вылезти из палатки.

Вот кстати, а почему он не проснулся вместе с остальными? Слишком пригрелся под этим… этим… Приличных слов не хватало, а Пушок, величественно выйдя вслед за ним, глянул прямо‑таки с издевкой. Мол, сам же звал в палатку, обещал гладить… И что? Хорошо ведь лежали, что ты такой нервный?

Лучано опять вздохнул, разрываясь между желаниями выругаться и рассмеяться. Потянул носом в сторону слегка дымящего костра, и тут же ему улыбнулась магесса, греющая руки возле огня.

– Доброго утра, синьор Фарелли! Вы так сладко спали, что мы с Алом решили вас не будить. Не простудились? В Дорвенанте ночами бывает сыро, особенно весной. У вас дома, наверное, теплее?

Она смотрела так ясно и улыбалась так искренне, что все предупреждения королевы Беатрис не то что забылись, но словно поблекли в памяти Лучано. Разве может эта милая девчушка быть расчетливой мерзавкой?!

«Еще как может, – жестко оборвал себя Лучано. – Ты вспомни себя в ее годы? Уже вовсю брал заказы гильдии, а убивать начал еще раньше. Красивые змейки самые опасные».