– Может, я сошел с ума, – так же тихо ответил фраганец, не отводя взгляда. – Или ваша смерть имеет какое‑то значение в играх королей. Или я ненавижу вашего отца. Или мне заплатили за наследника вашей семьи. У человека всегда найдется множество причин, чтобы убить другого человека. И не меньше, чтобы попробовать остаться в живых. Вы хотите жить, юный лорд?
– Хочу, – шевельнул губами Аластор.
Ему бы только шаг! Один шаг между ним и сумасшедшим фраганским вороном. Полшага. И уж точно не стоит сдаваться, даже не попробовав. Фраганец держал тяжелую шпагу в вытянутой руке без малейшей дрожи, как прутик. И смотрел прямо в глаза Аластору. Что же там, все‑таки, с его серьгой? Не о том сейчас думать надо…
– Тогда попытайтесь, – одними губами усмехнулся безумец.
Напряженное, как тетива, тело Аластора качнулось вбок, словно он ждал этих слов, и почти успело уйти от удара… Удара, который должен был случиться, но его не было. Вместо него клинок фраганца блеснул в глаза Аластору, на миг ослепив, и исчез! Отдернув шпагу, фраганец еще одним неуловимо быстрым движением развернул ее острием к себе и швырнул в лицо Аластору, едва успевшему поймать тяжелую рукоять у самого лица. Да он ее даже не поймал! Просто рука сама дернулась, и рукоять влипла в ладонь, больно ударив по пальцам. Ошалевший от изумления Аластор недоуменно взглянул на шпагу в своей руке, потом – на оставшегося безоружным фраганца, снова – на шпагу…
– Почтенный лорд Вальдерон утверждает, что чему‑то вас все‑таки учили, – безмятежно сообщил фраганец и, сделав шаг в сторону, взял из каминной стойки длинную кочергу. – Как вы думаете, юноша, можно ли убить человека столь низменным предметом?
Он изящно шагнул вперед, держа кочергу за рукоять, убийственно серьезный, несмотря на глупейшую ситуацию, и Аластор даже не смог улыбнуться. Губы не слушались по‑прежнему, и страх никуда не делся, только теперь он мешался со злостью, обжигая лицо изнутри и заставляя кровь кипеть в жилах.
– Еще как можно, – процедил Аластор, сразу поняв, что на помощь звать не будет.
Хватит! Что бы ни случилось дальше, справиться с этим он должен сам!
– Но я драться с безоружным не собираюсь, – добавил он, злясь на себя самого, на проклятого фраганца, на отца, которому зачем‑то понадобилось устраивать это дурацкое испытание…
Учитель фехтования, значит? Рука уже привычно перехватила отличную тяжелую рапиру, если уж называть ее правильно.
– А у вас есть выбор? – весело удивился фраганец. – Нет, если вы предпочитаете быть избитым… Похвальное смирение! Вашему врагу вы тоже это позволите?
– Не ваше дело! – выдохнул Аластор, отбросив всякую учтивость. – Прекратите этот балаган! Если хотите драться, возьмите ваше оружие обратно, а мне принесут мое.
Он опустил рапиру, твердо уверенный, что прав. И что фраганец согласится, не может ведь он всерьез рассчитывать выиграть поединок с кочергой против рапиры. И…
– Ай! Вашу…
Ругательство он проглотил в последний момент, а вот отпрыгнул слишком поздно. Загнутый конец кочерги чувствительно огрел его по сразу вспыхнувшему болью плечу. Правда, по левому.
– Защищайтесь, юноша, – издевательски посоветовал ему фраганец. – Иначе убить не убью, но вы будете первым Вальдероном, которого излупили кочергой, как проворовавшегося поваренка.
И в подтверждение своих слов снова сделал шаг, легкий, будто танцующий. Всякое сходство с вороном исчезло, стерлось, и теперь перед Аластором была змея в человеческом обличье. Худощавое тело фраганца, затянутое в черный камзол и узкие черные кюлоты, казалось невероятно гибким и быстрым, вот он совсем рядом справа – гнутый конец кочерги пачкает белую рубашку Аластора сажей, и это почти смешно, только будь на месте кочерги шпага – острие проткнуло бы ему печень. Еще миг – и фраганец оказался слева! И снова болезненный и до слез обидный небрежный тычок в подреберье – словно метку поставил!
Рука со шпагой снова взлетела сама! Плавясь от ярости, Аластор едва помнил вытверженные с наставником шаги, выпады и связки. А ведь казалось, что ночью его разбуди, схватит оружие и отобьется от любого противника! Но сейчас он уворачивался, парировал и нападал, словно впервые взял в руки клинок! Проклятый фраганец нападал совсем не так, как положено! Никакого подобия точной изящной науке, которую преподавал Аластору пожилой итлиец, выписанный отцом за большие деньги. Его фехтование было подобно танцу, где на каждое возможное действие следует строго определенный и отмеренный ответ. Бешеный фраганец вился вокруг Аластора разъяренной гадюкой, делал выпады из немыслимых, совершенно неправильных позиций, а парировал так, словно видел каждое движение Аластора наперед! Кочерга в его руке летала молнией, и казалось, что она извивается, потому что не может прямой железный прут доставать противника под такими углами, словно огибая честную рапиру!
– Быстрее, мальчик! – бросил фраганец, когда Аластор уже работал клинком на пределе своей скорости, чувствуя, что долго так не сможет. – Ты не в постели с девчонкой, в драке надо поторапливаться.
А вот у него голос был спокоен и бесстрастен, несмотря на глумливые слова. И так ровен, словно проклятый месьор не кочергой махал, уже истыкав рубашку Аластора дюжиной черных меток, а сидел за книгой.
Закусив губу, Аластор из последних сил крутил потяжелевшую рапиру, исступленно мечтая не победить, но хотя бы раз коснуться! Хоть один удачный выпад! Не убить, не ранить, но дотронуться острием до неуловимого фраганца… Резкая боль обожгла запястье. Аластор едва не взвыл, стиснув зубы, не удержался, схватился другой рукой. Выбитая из его руки рапира со звоном упала на мраморный пол. Выбитая! Кочергой! Уши и щеки у него уже горели от смущения, во рту пересохло…
– Поднимите, – скучающим тоном разрешил фраганец, указывая кивком на отлетевшую в сторону рапиру.
Мечтая провалиться сквозь землю, Аластор наклонился, поднял злополучный клинок.
Фраганец… как же его… смотрел на него с острым насмешливым любопытством, не вяжущимся с бесстрастным тоном, и Аластор вдруг увидел себя со стороны. Неуклюжего, растерянного, гордившегося непонятно какими успехами в фехтовании, а первый же настоящий противник сделал бы из него решето, если бы только захотел! И он еще вздумал тягаться с лордом Бастельеро! Он, не сумевший продержаться против взрослого бойца и нескольких минут, не сумевший ни разу пробить чужую защиту…
Сделав шаг назад, Аластор оглядел свою рубашку, испещренную темными следами. Каждый – смертельное ранение, если настоящим клинком. Кровь бросилась в лицо еще сильнее…
Фраганец все так же терпеливо ждал, только брови над темными глазами чуть изогнулись, и Аластор, сглотнув вязкую слюну, глубоко вдохнул, выдохнул и поклонился. Глубоко поклонился, безусловно и почтительно признавая чужое превосходство. А потом, выпрямившись, поднес клинок рапиры к губам, отсалютовав ее владельцу, и так же почтительно протянул эфесом вперед, заставив себя проговорить достаточно громко и четко:
– Прошу принять мои извинения, месьор. Мое поведение было недопустимо дерзким. Благодарю за урок.
Если миг назад ему казалось, что лицо и уши горят, то сейчас они запылали, так стало горячо, и Аластор только снова сглотнул, изнывая от тоскливого стыда. Отец будет разочарован! А самое главное, он только теперь понял, что отдал бы любую руку, лишь бы научиться второй, оставшейся, так же владеть шпагой.
– Извинения принимаются, – тем же холодным и чуть скучающим тоном отозвался фраганец. – И поскольку я узнал все, что хотел, предлагаю успокоить вашего почтенного родителя, ожидающего итога нашей беседы.
– Вы… не станете меня учить… месьор… д'Альбрэ?
Аластор сам удивился, как тускло звучит его голос, но хотя бы имя фраганца он смог вспомнить, не совсем уж показавшись невежей.
– А вы в этом нуждаетесь?
И снова вскинутая бровь, только теперь взгляд фраганца из равнодушного стал острым, испытующим. Неужели у него все‑таки есть шанс? Аластор даже вперед подался, заговорив горячо, быстро, взволнованно: